14 писем с фронта. Последние

29 января 2022 года

30.11.1941 (без конверта и адресов)

Здравствуй, дорогая Людмилка! На днях получила от тебя открытку от …5.10.41. Видишь, что получается: поэтому от меня такие… редкие вести. Неделями же двумя раньше получил от 26 и 27.10.41. Письма идут, видимо, разными путями. От родных и товарищей ничего не имею, хотя писал много писем домой и в Институт. Погода сейчас стоит отвратительная - оттепель, мокро и грустно становится. Отдыха нет совсем, - ночь ползаешь, наблюдаешь, день - немного поспишь, покушаешь и снова сборы в дорогу, часто очень неблизкую. Был я в нескольких здоровых передрягах, как ушли с товарищами живыми понять трудно. Можно объяснить лишь тем, что очень хороший командир отделения (из партизан и был добровольцем финскую), да и мы не растерялись, не побежали, а перележали несколько часов, пока пули не перестали свистеть над головой. Трусят немцы здорово - всю ночь освещают передний край ракетами, стреляют из винтовок и автоматов, бьют из минометов. Но, несмотря ни на что, подбираемся к нему, иногда даже залезали в их окопы. Одеты они паршиво - по-летнему, кашляют, сморкаются. Видно, что не сладко им приходится в нашей стране.
Положение вокруг Ленинграда тебе известны и поэтому у меня в голове нет мыслей других, кроме того, что надо отдать все силы на то, чтобы их отогнать от любимого города, на который враг бросает немало сил. Знаешь Милок, не поверишь, но смерть не страшна, если знаешь, что погибнешь за правое дело, не зря, что мстишь за все те несчастья и издевательства, которые принёс нам проклятый немец.
Конечно, хочется жить и жить, гулять и веселиться с товарищами, строить мирную жизнь. Но ведь я понимаю, что для этого надо много сил, много лишений перенести и уверен, что выдержу. Говорить о том, что буду жив нельзя, так как война — это такое время действий, где человеческая жизнь очень дешева, где человек охотится на человека, ещё яростней, чем за любым лютым зверем. Немцы хуже зверей и поэтому у нас к ним нет жалости. Страшно мне лишь одно - чтобы не попасть в плен, при случае тяжелого ранения. В других случаях они меня взять не смогут, за это я ручаюсь головой. А бывает, что смерть очень-таки жуткая! Представь, что я видел, как на одного из бойцов свалилась ракета и он сгорел. А эти бандиты ракетами просто засыпают, как только обнаружат не только человека, но и малейшей подозрительный шум. Из рассказа одного бежавшего из фашистского лагеря, из этого мрачного подземелья средневековья, выносится убеждение - лучше любая смерть, но лишь не ужасы плена, где мучают и избивают, доводя до смерти голодом.
Хватит, пожалуй, писать в этом письме. Скажу ещё, что несмотря ни на какие трудности, ни на какую кровь, мы победим и если я погибну в этой жестокой схватке, то знаю, что оставшиеся в живых получат хорошую жизнь, пока, Людмилка! Живи и работай на благо Родины, всё отдавай для достижения победы. Целую много-много раз ту дорогую, о которой вспоминаю довольно-таки часто. Привет ребятам, если пишешь. Марк.

9.12.1941 (письмо без конверта и адресов)

Здравствуй, дорогая Людмила! Вот опять я собрался тебе написать - дневалю в землянке и уже всё сделал, что полагалось, чтобы товарищи хорошо отдохнули и смогли бы утром помыться, побриться и т. д. Несколько дней, как я отдыхаю после 3-недельной беспрерывный ночной работы. Это очень нелегко было – в 6–7 вечера уходишь и возвращаемся в землянку в 9-10 утра. Покушаешь, приведёшь в порядок оружие (о себе и не думаешь), поспишь 4-5 часов и снова сборы. А в ночь исходишь, исползаешь километров 30-35, иногда ещё и после дневных переходов. Ночи лунные, погода ветренная, морозная, скользко ходить. Да и сама понимаешь, что с питанием вопрос очень тяжелый, трудный. Я очень рад, что ты уехала из Ленинграда тогда, а то и тебе пришлось бы переносить трудности во много раз большие, чем у себя.
Я собираюсь перейти-уйти в лыжный батальон или в артиллерию. Не подумай, что я струсил в разведке, что я испугался опасности. Нет! Но я хочу быть там, где я более полезен, где я могу приложить лучше свои силы и знание. А группа у нас исключительная – ленинградские рабочие, большевики и замечательный командир, за которого мы готовы отдать свою жизнь. Были в нескольких переделках, к немцам ползаем очень и очень близко. Они кашляют, сморкаются, ни черта не слышат, боятся и всё время ракеты и просто стрельба в пространство. А чуть шорох, то и миномёт, и огнемёт, и всё что угодно. На днях притащил большую немецкую мину - противотанковую. При ее снятии пригодились знания, полученные в партизанском отряде - видишь на всём учишься. Все от меня так и шарахались, а я плевал на всё и на всех, так как был спокоен. О товарищах абсолютно ничего не знаю - никто ничего мне не пишет. Из дома ничего не имею, от тебя так же. На фронте чувствуется перелом, надеюсь на скорое улучшение и получение груды писем. Но главное, что освободится Ленинград.
Пока дорогая. Крепко целую. Марк.

11.1.1942 (из 15 ППС, отдельная мото-стрелковая разведывательная рота в Белозерск)

Здравствуй, дорогая Людмилка! Давно, давно ничего от тебя не имею, не знаю, как ты живёшь. Думаю, что все в порядке. Новый год встречал в боевых операциях, не давали немцам покоя. Заходил я в Институт, много ребят демобилизовались, много снова ушло в армию, так как в Институте очень тяжело учиться при теперешнем положении. Надеюсь, что скоро все улучшится и Ленинград свободно вздохнет. Я подал рапорт о возвращении в Институт, но командование не хочет отпускать. Сейчас это решается в более высоких инстанциях; что за ответ будет, не имею понятия. Хотел бы кончить Институт и с новыми силами участвовать боях, но пройти всё же по специальности - артиллеристом. Если не отпустит в Институт, то буду проситься направить на учебу в Академию или Артучилище - пойти в кадровую армию командиром тяжелой артиллерии. Пока. Привет любимая. Марк. Вступил в кандидаты в члены ВКП(б) – кончил безответственность.

17.1.1942 (из ДКА в Белозерск)

Милая Люда! Почему ничего не пишешь? Я тебе послал писем пять, а от тебя ничего не имею. Я тебе послал маленькую фотокарточку, не знаю, получила ли ты её. Моя жизнь идёт по-обычному, по-фронтовому. Много лазим вблизи от гадов, уничтожаем, как только подходит момент. Я вступил в кандидаты ВКП(б), открыл счёт, имею много благодарностей даже премий от командования. Хочу пойти на учёбу в Институт, но командование не отпускает. Пробую настаивать, но что выйдет - не знаю. После окончания учёбы хотел бы пойти в армию по специальности. Может быть, пойду в военное училище или Академию артиллерийскую; это вообще будет самое лучшее. Если встретимся с тобой, то много-много есть чего рассказать. В Институте занимаются, но я рад, что ты уехала. Пока. Целую. Марк. Пиши чаще.

Из фронтовой газеты «За Родину» от 21 марта 1942 года:

- Доброволец Красной Армии, студент-химик, ставший в дни войны отважным разведчиком товарищ Гейликман перед выполнением важной боевой задачи передал парторгу следующее заявление:

«Я желаю идти в бой коммунистом. Клянусь, не щадя своих сил, а если понадобится, то и жизни, бить фашистских бандитов, мстить им за все несчастья и мучения, которые они несут с собой, буду отважно и бесстрашно драться за счастливое будущее человечества».

Товарищ Гейликман не успел получить кандидатскую карточку. Он погиб, выполняя боевую задачу. Клятву свою он свято сдержал – не пощадил своей жизни для народного дела.